Тут помню, тут не помню

Как любовь к выпивке довела вчерашних героев войны до тяжких статей уголовного кодекса

В архивах областного управления ФСБ хранится сразу несколько дел о так называемых пьяных «террористах». Последнее слово взято в кавычки неслучайно: обвиняемыми становились обычные люди, порой удостоенные наград фронтовики, жизнь которых пошла под откос исключительно по причине пристрастия к зеленому змию.

Пропитый орден

В апреле 1946 года на привокзальной площади Вологды сотрудники органов госбезопасности задержали небритого и неряшливого на вид мужчину. Находясь в изрядном подпитии, он грозил кому-то кулаком, громко матерился и обещал расправиться с «ненавистной сталинской кликой».

При личном досмотре у задержанного обнаружили удостоверение личности на имя гражданина Шкипина и орден Красной Звезды без орденской книжки. Появилось подозрение, что награду мужчина украл, но при расспросах он лишь нетрезво тряс головой и повторял: «Это мое, заслужил!»

Навели справки. Оказалось, что гражданин Шкипин - уроженец Грязовецкого района, беспартийный, с образованием в четыре класса, имеющий супругу и трех несовершеннолетних детей - действительно воевал и в апреле 1945-го за храбрость получил Красную Звезду лично из рук командира стрелковой дивизии.

Как один из лучших солдат своего взвода, да еще и имеющий боевое ранение, практически сразу же после победного мая был демобилизован и поехал домой. Вроде бы вот оно - живи, трудись, радуйся. Только трудиться вологжанин как раз и не хотел. Вместо этого он ушел в затяжной запой, делая перерывы лишь для коротких подработок, отвозя на тачке чемоданы приезжающих. Полученные деньги он пропивал в компаниях случайных собутыльников (кто-то из них и «позаимствовал» орденскую книжку), после чего пьяным заваливался домой, где устраивал «разборки» супруге и соседям.

Поначалу мужчину хотели «понять и простить»: все-таки фронтовик, орденоносец, мало ли чего с пьяных глаз ляпнул. Но вмешались соседи и родственники, видимо, сильно уставшие от регулярных пьянок Шкипина. Из их показаний явствовало, что загулы вологжанина иногда заканчивались буйствами, из-за чего мужчину даже «приходилось связывать». А еще, не выбирая выражений, он систематически ругал руководство страны (мол, я фронтовик, кровь проливал, а чтобы выпить, свою тачку возить должен) и угрожал расправиться «со сталинской кликой», заявляя, что ему все равно ничего не будет, так как еще перед войной он получил справку, что подвержен приступам эпилепсии.

«Делал ли я антисоветские заявления и призывал расправиться с руководителями страны?! Не знаю. Возможно, будучи выпившим, а, выпивая, я довольно часто что-то такое и говорил, но уже ничего не помню», - из показаний Шкипина на следствии.

Мужчину судили за антисоветскую пропаганду и призывы к свержению власти. Учтя фронтовые заслуги, приговорили пусть к низшему по данной статье, но реальному наказанию - шести годам исправительно-трудовых лагерей с лишением боевой награды.

Документов об освобождении в архивных папках нет. Не исключено, что вологжанин так и сгинул в лагерях. В 1992 году прокуратура Вологодской области вновь вернулась к рассмотрению этого дела. Шкипина посмертно оправдали и реабилитировали, но загубленной водкой жизни уже не вернешь.

До полной невменяемости

А вот «террористическая» история, случившаяся в сельском клубе под Вологдой в начале 50-х, имела детективный пролог. Один из рыбаков, карауливший ледовый склад с только что выловленной в Кубенском озере рыбой, заметил в февральских сумерках трех подозрительно крадущихся личностей. На окрик потенциальные воришки не отреагировали, тогда рыбак сделал предупредительный выстрел в воздух. В ответ прозвучали сразу два выстрела в сторону сторожа - злоумышленники давали знать, что без добычи не уйдут. 

Но тут на стрельбу прибежали другие рыбаки, гревшиеся в береговой землянке. Оказавшись в численном меньшинстве, несостоявшиеся воришки ретировались, скрывшись на предварительно подогнанной в перелесок подводе. Задержать их сразу не удалось. Лишь летом милиция вышла на подозреваемых. К тому времени их осталось двое, так как третий буквально за месяц до этого утонул.

Злоумышленниками оказались местные молодые колхозники, уже успевшие прославиться в округе своими пьяными хулиганскими выходками. Вот и в этот раз они уверяли, что выпив лишнего, пошли на склад не воровать, а только «попросить рыбы на закуску». Ну а ружье взяли с собой просто так, мало ли зверь какой на дороге встретится.

При стрельбе никто не пострадал, но, как ни крути, речь шла о попытке вооруженного разбоя. Возбудили дело, завертелся маховик следствия. Тогда и выяснилось, что один из обвиняемых (некто Волков) годом ранее натворил в сельском клубе такое, что по законодательству тех лет попахивало уже форменным терроризмом. Однако свидетели, опасаясь мести со стороны отличавшегося вспыльчивым нравом хулигана, постарались «забыть» об инциденте, а начальник запани, в одном здании с конторой которого и находилось помещение клуба, даже спрятал главный вещдок в свой сейф.

Но, как известно, все тайное рано или поздно становится явным, всплыла наружу и эта история.

Из показаний Николая Волкова: «Получив зарплату, я в тот вечер купил и выпил пол-литра водки. Потом пошел к ребятам в общежитие запани, там снова пили. Сколько - уже не помню. Оттуда пошли в клуб. Что было дальше, не знаю. Очнулся уже, когда меня под руки вели домой».

Зато о том, что же именно произошло тогда в клубе, подробно рассказали свидетели, разоткровенничавшиеся после того, как «грозу деревни» взяли под стражу.

«Придя в клуб в невменяемо-опьяненном состоянии, Волков стал размахивать ножом и кричал, чтобы все вышли, угрожая оставшихся порезать, - поясняет свидетельница Громова. - Потом пустился в дикий пляс. Не удержавшись, упал. Озлобившись, подбежал к настенному портрету Сталина и ударил его ножом, сделав надрез от угла до носа. Потом снова упал. Тут подбежал его брат, поднял и увел Волкова из клуба...»

Покушение, пусть и на портретного Сталина, по меркам начала 50-х - дело серьезное. В пухлом деле - показания многочисленных свидетелей и родственников, характеристики обвиняемого и даже подробная схема помещения клуба с указанием мест, где сначала висел портрет, а потом в уже изрезанном виде хранился в сейфе у начальника запани.

Понес ли тот наказание за укрывательство - неизвестно, а вот Волкова в сентябре 1952-го судили. Причем судили дважды с интервалом в шесть дней! Сначала за попытку вооруженного разбоя при налете на рыбный склад дали десять лет лагерей, а потом уже за содеянное в клубе наказали по максимуму. 

Интересно, что в следственных материалах изрезанный портрет Сталина обтекаемо именовался «портретом с изображением одного из руководителей Советского государства». Но содеянное все равно посчитали террористическим актом, поэтому дело рассматривал уже не суд, а военный трибунал, приговоривший обвиняемого к 25 годам лишения свободы с конфискацией имущества. Правда, вся конфискация ограничилась лишь изъятием принадлежавшего Волкову охотничьего ружья. Дом-пятистенок, корову и теленка оставили семье.

Но подсудимый и его родственники не смирились с приговором. И как бы не чернили сейчас советскую судебную систему, послевоенное правосудие было вовсе не однобоким. Началась череда апелляций, в итоге дело «террориста Волкова» дошло аж до пленума Верховного суда СССР, который в сентябре 1954-го переквалифицировал содеянное в хулиганство, соответственно, снизив срок заключения до пяти лет. Но и их осужденный не отсидел. В ноябре все того же 1954-го Волков попал под амнистию и был освобожден.

Говорят, что оказавшись на свободе, бывший «террорист» прилюдно дал зарок - больше спиртного ни капли в рот! Сдержал ли? Доподлинно уже не установить. Но вот конфискованное ружье и 17 патронов к нему бывшему осужденному со временем действительно вернули.

Максим Володин