«Когда не можешь ничего сделать, слово становится оружием»

Молодые парни и девушки с присоединенных к России территорий жили в Белозерске четыре дня. Они внешне мало чем отличаются от прочих сверстников. Только кто-то в 19 лет был призван в ополчение и вместо игры на скрипке хоронил павших товарищей, а кто-то в 20 знает, что его дом может быть разрушен в любой момент, - но не покинет родные стены, пока жив.

«Прятаться не стану»

Семинар для молодых авторов «Братья по духу» проводится в Вологодской области второй раз культурным центром имени Сергея Викулова в Белозерске при поддержке Президентского фонда культурных инициатив. Принять участие могут начинающие поэты, прозаики и критики возраста от 18 до 35 лет. Половина гостей - из Донецка, Луганска, Алчевска и других присоединенных территорий.

- Помимо того, что мне интересен литературный процесс, я, как и многие мои товарищи из других регионов, приехала на семинар, чтобы из первых рук узнать, как живут сейчас люди на присоединенных территориях, - признается петербурженка Ксения Савина, член Союза писателей России. - Тяжело, когда 20-летний парень, музыкант, попавший в ополчение, невзначай говорит: «Я знаю, как пахнет братская могила». Но самое сильное впечатление от общения с ними - то, что они оказались действительно братьями, в полном соответствии с названием семинара. Напрасно мы были разделены.

Этот парень - Сергей Белецкий из Алчевска. Он сейчас учится в Луганской государственной академии культуры и искусств имени М. А. Матусовского. Его инструмент - альт, а на семинаре «Братья по духу» он выступил как начинающий поэт.

История скромного юного альтиста звучит в его устах очень обыденно:

- 21 февраля 2022 года меня мобилизовали. В академии объ­явили, чтобы мужчины приходили с военными билетами, паспортами, приписными - у кого что есть - для трехдневных военных сборов. Я пришел, с родными на три дня простился. Через три дня сказали: это на неделю. Через неделю: это на две недели…

В итоге он пробыл девять месяцев в ополчении. Пришлось пережить и голод, и холод, и в какой-то момент он был счастлив просто от возможности помыться в бане. В любую минуту мог начаться обстрел, но это были такие мелочи по сравнению с горячей водой и мылом… Сергей попал в «Лиманский котел»: город Лиман Донецкой области был занят российскими войсками в мае 2022 года, а к концу сентября был окружен ВСУ.

- Мы лежали на земле и ждали команды стрелять, - описывает те события Сергей. - Мы потеряли много людей, но выбрались.

Из академии погибло несколько человек, в основном преподавателей, но были и юные музыканты, которые до этого, как и Сергей, никогда не держали в руках оружие - только скрипки, альты, виолончели...

В ноябре 2022 года Президент Путин распорядился демобилизовать студентов ДНР и ЛНР и вернуть к местам их обучения.

- Мне учиться еще два с половиной года, а потом меня снова могут призвать, потому что официально я не служил в армии, а был в ополчении, - объясняет Сергей. - Если призовут - пойду служить, прятаться не стану.

Все только начинается

24-летняя Рената Тхагушева - начинающий преподаватель древнерусской литературы на филфаке Донецкого госуниверситета. Впервые ее родные края начали обстреливать, когда она была подростком.

- Мне было 13-14 лет, мы с родителями сидели в подвале, нас обстреливали те, кто считал нас сепаратистами, причем уверяли, что мы сами себя обстреливаем или это делает Россия. Мои родители повторяли: «Это на год, не больше, это на год…» - вспоминает она. - И вот я закончила школу, поступила в вуз, защитила диплом, второй год учусь в аспирантуре, сама начала преподавать - а все только начинается.

В какой-то момент мама Ренаты забрала дочь и уехала с ней в Кировоград, это Центральная Украина. Там было спокойно, но между родственниками постоянно вспыхивали политические споры и ссоры. В какой-то момент конфликт дошел до такой стадии, что родные люди перестали разговаривать.

- Отец оставался в Донецке. Однажды он позвонил нам в Кировоград, и я впервые слышала, как он плачет: осколок снаряда прилетел к нам в огород и убил нашу собаку, - рассказывает Рената.

В итоге они с мамой не смогли оставаться вдали от отца и вернулись. Постепенно их общение с родственниками из Центральной Украины наладилось, но политические темы они тщательно обходят. Все понимают: надо беречь друг друга, потому что, если с кем-то случится беда, по ту или по эту сторону от границы, - родные не смогут приехать даже проститься.

Донецкий код

- Не нужно нас жалеть, мы этого не любим, - говорит эта тоненькая хрупкая девушка. - У нас свой «донецкий код».

В ней немало разных кровей - адыгейская, русская, украинская, но она убеждена, что ее родина - именно там, в городе шахтеров и металлургов. Ренату раздражает, когда кто-то из знакомых, округлив глаза, со страхом спрашивает: «Почему вы не уезжаете?»

- Ужасный вопрос! Потому что это наша родина! Куда бы мы ни приехали, мы везде чужие. Нигде нас не смогут понять так, как мы друг друга понимаем, - объясняет Рената. - Например, в Москве хорошо видно, как люди привязаны к материальному, а мы видели множество историй, когда люди строили свой дом всю жизнь - и он в минуту был разрушен. Помню, одна женщина-бизнесмен мне жаловалась: вот у нее бизнес, квартиры разные, а с семьей поссорилась… А я не могу ссориться с семьей. У меня родители живут в опасном районе. Сегодня я до них дозвонилась - уже счастье.

Нигде больше не поймут, считает она, почему связисты восстанавливают Интернет прямо под обстрелом, очень быстро. И ведь это не специально обученные сотрудники МЧС, это обычные рабочие, и им не доплачивают за риск. После того, как под обстрел попал донецкий автобус и в нем погибли пассажиры и водитель, люди вдруг, заходя в общественный транспорт, начали здороваться с водителями, а выходя, - желать им хорошего дня. Это означает: «Останьтесь в живых». В минуты постоянной опасности люди стали ближе друг другу. Впрочем, многие ее знакомые уезжали из Донецка - кто вглубь России, кто на территорию Украины, но потом возвращались. Потому что этот город будто «намагничивает» своих жителей и тянет обратно, где бы они ни находились.

Между тем в Белозерске Ренате очень понравилось. Этот древний город - фактически иллюстрация к ее занятиям по древнерусской литературе. Нынешней осенью она приехала сюда уже вторично, до этого была весной, когда семинар «Братья по духу» проводился в первый раз.

- Я у вас впервые увидела деревянные домики, - улыбается девушка. - А впечатление было - как будто когда-то в прошлой жизни я именно в таком жила.

Экзотика в ее представлении - топить печь дровами. В Донецке топят углем, который привозят большими партиями. Отец Ренаты потом ночами грузит топливо лопатой в ведра и уносит в сарай. Оставлять такую ценность на виду небезопасно.

А вот Москва, которую девушка тоже увидела впервые, ей понравилась гораздо меньше. В метро навалилась такая тоска, такое давящее ощущение, что она предпочла бы пройти двенадцать километров пешком - но под небом и солнцем. Оказалось, что большой город не отдает тебе энергию и силы, а забирает их.

По возвращении из Белозерска она написала стихотворение, которое начинается так:

Здесь толще лед и тоньше воздух - четче грань.
Здесь жизнь длинней и радость громче звона,
И каждый лик - пресветлая икона,
И каждая рука - Христова длань.

- Когда понимаешь, что ничего не можешь сделать, чтобы изменить ситуацию, слово становится твоим оружием, - резюмирует Рената.

В девять лет спасала сестренку

Дарье Мельниковой 19 лет. Она родилась в Донецке, но пять лет назад ее семья покинула ДНР. Даша - старшая из четырех дочек в семье. Когда семья Мельниковых покидала Донецк, мама девушки ждала появления на свет младшей дочери. Крым, Симферополь, Алушта, Ростов… Многодетные родители объехали много городов, пока окончательно не осели в Москве.

- Я не хотела в Москву, в большой город, - вспоминает девушка. - Но мой отец - проектировщик мостов, ему по работе нужно было переезжать, а мы ехали за ним. Иногда накрывает тоска: в Донецке остались бабушка, дедушка, дяди, тети, братья, сестры… У нас большая дружная семья.

Дарья хорошо помнит то время, когда жила в Донецке.

- У нас вместо часов были снаряды. Бывает, сидим у бабушки, слышим - начался обстрел. Значит, уже семь часов вечера, пора идти домой, - рассказывает она. - Мама меня, девятилетнюю, инструктировала: если начнется обстрел, пока они с отцом будут на работе, надо взять воду, еду, ценные вещи, документы, трехлетнюю сестру и идти в укрытие. А я брала еще тарелочку, которую мне бабушка сделала. Ведь если ее разобьют осколком, другой такой уже не будет.

Сейчас, признается девушка, приходится иногда скрывать, что она из Донецка.

- Однажды московский таксист узнал, что я оттуда, и начал возмущаться: «Ты тут на такси разъезжаешь, а наши парни из-за таких, как ты, погибают!» Я была просто в оцепенении, - говорит Дарья. - Некоторые знакомые, узнав, что я из Донецка, бывает, смотрят как на смертельно больного человека. Мне советуют при устройстве на работу постараться скрыть этот факт.

А она не то, что не скрывает и не забывает, - она пишет об этом рассказы и прозаические миниатюры. Там - ее тоска по семье, воспоминания о хорошем и о страшном. Она помнит.

Хочу сказать

Андрей Нейжмак, студент, 20 лет (Краснодар - Ростов):

- В основном у меня любовная лирика, но есть и гражданская. Например, я не мог пройти мимо истории, как у нашего консьержа погиб сын в зоне СВО. Он закрыл собой гранату. Я раньше думал, что такие героические поступки крайне редки, но оказалось, что они происходят чаще, чем кажется. Когда ты выражаешь в стихах мысли по таким поводам, это всегда нелегко, ты будто болеешь ими, но это необходимо.

Дарья Петушенко, маркетолог, 32 года, (Макеевка Донецкой области):

- К обстрелам у меня уже выработалось смирение на грани апатии. Проснулась утром - хорошо. Если все спокойно - принимаешь это, как подарок. Если что-то падает на наши головы, срабатывает ПВО, ты просто живешь дальше, не ропщешь, не паникуешь. Когда я увидела в Белозерске Белое озеро, оно меня буквально сбило с ног. И хотя я очень хотела бы к морю, это было лучше, чем любой пляж и курорт, потому что я не хотела купаться, я хотела прикоснуться к безбрежной стихии и ощутить свою связь с этой стихией, чтобы она меня убаюкивала и помогла выплыть в этой жизни.

Екатерина Дудник, журналист, 27 лет (Донецк):

- Я раньше не писала прозу, занималась только журналистикой, но за последние годы узнала столько человеческих историй - трагических, светлых, о жизни и смерти, что поняла: все это просто необходимо сохранить для истории. Поэтому я стала писать рассказы. Например, про детского врача, которая спешила к маленьким пациентам, и погибла от осколочного ранения. Или есть у меня знакомая семья, месяц не имевшая связи с родными (молодой супружеской парой с ребенком), которые все это время сидели в мариупольском подвале под обстрелами. Родители каждый день ходили в пункты эвакуации и смотрели списки беженцев, а когда стало ясно, что дети живы и спасены российскими военными, у матери случился инсульт.

Никита Прохорцев, 24 года (Донецк):

- Когда я после вуза искал работу в Ростове-на-Дону, со мной связались якобы от работодателя и постепенно развели на крупную для меня сумму. В России про телефонное мошенничество все знают уже, а я в Донецке с этим вообще не сталкивался. Мы там мошенникам неинтересны. Я даже спам на электронную почту никогда не получал! 

У нас обстрелы каждый день. Мы с мамой и бабушкой живем в районе, который дальше от линии фронта, сюда редко что-то долетает. А вот другая бабушка вынуждена была переехать, потому что в ее дом попадали несколько раз. Однажды осколок прилетел прямо на подушку в спальню, хорошо, что она в это время в квартире уже не жила. А люди, которым переезжать некуда, остаются в тех домах.

Ксения Савина, руководитель PR-отдела Совета молодых литераторов, 31 год (Санкт-Петербург - Москва):

- Я объездила Тихвин, Старую Ладогу, Псков, а древний Белозерск - будто маленькая затерявшаяся бусина в этом ожерелье. Все эти древние города показывают, как наши предки любили свою землю. Не сохранились дома каких-то начальников, суетные постройки, а эти белые стены, увенчанные куполами, так и стоят сотни лет. И даже на полуразрушенном старом здании храма, превращенного в ДК и вновь заброшенного в 90-е, висит табличка «вход в храм» - и телефон священника, который занимается вопросами реставрации. Здесь все - живое. Эти белые стены не уходят в небытие. Они остаются.