Друг переселился из опустевшей мастерской в мои сны

Областной город, в который я ехал, был мне давно и хорошо знаком. Там я прожил немало лет своей жизни. Там меня ждал мой давний друг Василий Птюхин. По роду своих занятий живописец. У него была мастерская, которая находилась не совсем в центре города. Там же, в мастерской, он и жил. Поскольку жить было больше негде.

Где искать товарища

Друг находился уже в почтенном, заслуживающем уважения возрасте. Его картины неплохо продавались. И на данный момент почти все его работы были распроданы. Мастерская была пуста. О чем он мне и сообщил в электронном письме.

Писал он в основном сложные многофигурные полотна на холстах средней величины на мифологические, христианские, исторические сюжеты. Иногда портреты, иногда пейзажи и натюрморты. Делал много рисунков, выполненных углем, карандашом, цветными мелками, пастелью. Его работы можно было найти в музеях, галереях, частных коллекциях, достаточно удаленных от места его проживания. Некоторые были даже в Америке, Европе, Китае. Но, несмотря на достаточный успех в занятиях живописью, он так и не смог купить себе собственного жилья. Возможно, потому, что весь его успех был длинно и долго разнесен по телу его жизни.

Он часто и охотно путешествовал. Его приглашали на пленэры и в поездки, в дома творчества не только у нас в стране, но и за рубежом. Но последние годы уже сильно болел и поэтому мало куда ездил. Мы относились друг к другу с большим вниманием и уважением, поэтому я вполне мог, предварительно договорившись, приехать и жить в его мастерской как дома. И я уже ехал.

Автовокзал маленький, невзрачный, прямоугольный. На площади такси. Сказал таксисту адрес. 

И пое-е-ехали... За мое долгое отсутствие в городе появилось много новостроек. Последний раз был здесь давно, когда врачи поставили моему другу смертельный диагноз... Стою у домов и не могу понять, где искать своего товарища. Оглянулся. Вот и он. Улыбается, смотрит на меня из проема полуоткрытой двери.

Теплое дружеское рукопожатие, и мы поднимаемся на второй этаж, туда, где у него была мастерская. Я давно знаю эту лестницу и коридор.

Дальше был «банкет» и разговоры. Как доехал? Хочешь ли от­дохнуть? Быт моего друга сильно не изменился, только вместо старого дивана, еще моего подарка, который я оставил ему почти двадцать лет назад, уезжая из города, появился новый диван. Не стало велосипеда. Мастерская была почти без картин. Хороший письменный стол, телевизор большого формата. Старый гардероб и одежда в нем были мне давно и хорошо известны. Кухонный стол, пара стульев. Библиотека. Кисти, краски. У окна станок, на котором новое полотно с начатой работой. Вот, пожалуй, и вся обстановка. Жаль, что не сохранился верстак: хозяин оставил его в мастерской, которую нанимал раньше. На нем я когда-то, бездомный, провел немало ночей. Верстак, потемневший от времени, достаточно широкий, с автографами влюбленных в него женщин... Была там подпись и моей любимой.

Друг был настоящим

Закончилось утро. Наступил день. Мы уже были несколько нетрезвы, но все же пошли по магазинам покупать мне постельное белье. Решили, что спать буду в мастерской под стеллажами для картин. На матрасе. Это продлилось почти три месяца, пока я не купил себе квартиру в городе.

Все это время, до самого ухода, он работал над новыми полотнами. Друг был тактичным, разносторонне образованным, с живым, подвижным умом. Чуткий, внимательный, заботливый, но и резкий, решительный, когда этого требовала ситуация. Не терпел грубости, неуважения к себе или своим друзьям.

Много вспоминали о том, как познакомились, о наших девушках, женах, совместных событиях. Но теперь он рассказывал о своей жизни больше, полнее, подробнее, чем раньше. О том, что участвовал во вьетнамской войне и получил контузию и ранения. Долго лечился в госпитале. Как подтверждение своим словам показывал уже малозаметные шрамы на шее и голове. Рассказывал о детском отряде космонавтов, куда он был когда-то зачислен, о чем мне раньше ни от кого не приходилось слышать. О родителях и детстве на острове Итуруп, что на Курильских островах. О том, как начал рисовать и где проходили выставки его картин. О деревообрабатывающей фабрике, прикрепленной к тюрьме, где он трудился после получения образования в техникуме. О работе радистом в геологоразведочных партиях, службе в армии, учебе в пединституте на художественно-графическом факультете и в Дальневосточной академии живописи, работе художником-оформителем в пароходстве, преподавании рисунка в университете. О своих уже взрослых детях. Как он еще в советское время ходил в плавания на кораблях по всему миру, но ни в одной стране так и не смог сойти на берег, поскольку не было загранпаспорта.

Откуда взялся этот поэт?

А помнишь, как мы загуляли в прошлый мой приезд? Пять лет назад! После того как врачи поставили смертельный диагноз, устроили поминки по тебе, живому? Как я уснул в углу длинного коридора художественных мастерских, а ты потом обвел в этом месте мелом силуэт меня спящего и написал, что здесь спал пьяный поэт? Удивленный этим рисунком, хозяин мастерской потом долго расспрашивал художников, откуда около его двери взялся этот поэт?

Теперь ты лежишь на пригородном кладбище, и жизнь обвела тебя не мелом, а уложила в куб земли, увенчанный православным крестом и венками. А я остался один...

Потом ты не раз приходил в мои сны. То говорил мне, что только что вернулся из Каира, и с некоторой хитринкой смотрел как бы немного через плечо на меня, открывая ключом невидимый вход в какое-то помещение. То мы вместе сидели в каких-то больших красивых сумрачных залах, пили вино, любовались женщинами. Встречались в мастерской. Ты сидел, как обычно, на своем диване, я - у стола на стуле. Как и раньше, при твоей жизни, о чем-то привычно разговаривали, играли в шахматы, выпивали. А однажды неожиданно для нас под окнами под гармошку кто-то громко и широко запел свою разудалую песню:

Как пойду гулять я хватом
По чужим домам, по хатам,
Заругают меня, проклянут
И - под кнут меня, под кнут.

И ты, делая очередной ход на шахматной доске, глядя мне прямо в глаза, вдруг с легкой укоризной сказал: «Вот как-то так нужно писать стихи!»

А песня за окном все звучала и звучала, разливалась энергичными громкими волнами, удаляясь от нас куда-то вместе с уходящим в даль гармонистом.

Виктор ПАВЛОВ, Череповец