Есть ли будущее у заброшенных сельских поселений?

«Да мало ли каких прогнозов слышали мы на своем веку?! - скажет кто-то. - Сельское хозяйство в России сейчас на подъеме, производство растет». Все так. Но что же нам делать с другими фактами? Не берусь судить обо всем Северо-Западе. Поговорим о том, что нам ближе всего, - о Вологодчине.

В моем родном Харовском районе нет ни одного производственного объекта в Азле, Кумзере, Михайловском, Ильинском, Пустораменье. Там не пашут, не сеют, не выращивают скот. Люди живут огородными сотками да с помощью стариков-пенсионеров, имеющих, к счастью, постоянный доход.

К пустеющим год от года деревням неумолимо подступает лес, и уже невозможно определить, где тут были синее льняное поле, молочная ферма или ремонтные мастерские. Ландшафт поселений изменился до неузнаваемости.

Не развивается экономика - нет поступлений в местные бюджеты. Недавно, к примеру, исчезло Азлецкое сельское поселение - оно вошло в состав Шапшинского. Почти одновременно закрылся медпункт, и теперь жители азлецких деревень за каждой справкой едут в Шапшу, за 15-20 километров. Школы здесь давно нет. Остался последний «оплот» социалки - почта. Ходят слухи, что скоро закроют и ее.

К сожалению, это не единичные факты. Депрессивных сельских территорий в области много, они есть практически в каждом районе. Но так не должно быть. Наши предки тысячу лет осваивали эти земли: пахали, сеяли, разводили скот, кормили не только нашу страну, но и другие государства. А мы, вооруженные знаниями и технологиями, за какие-то несколько десятилетий пустили село «под откос».

За 70 с лишним послевоенных лет только пять - с конца 70-х до половины 80-х - село ощущало реальную поддержку от государства. Строилось жилье, школы, больницы, поступала техника. Еще бы пятилетка, говорят селяне, и мы подняли бы село. Наивность? Может быть. А вскоре начались реформы 90-х годов.

С тех пор прошло 25 лет. Сохранились в основном крупные сельхозпредприятия в Вологодском, Грязовецком, Череповецком районах, а также часть средних по масштабу хозяйств в других районах области. Сотни молочных хозяйств не выжили в жестких условиях рынка. Но люди-то, у которых нет работы и надежного источника материального благополучия, остались! Как выучить детей, дать им возможность приобрести профессию? А кто подсчитает, какими нравственными потерями оборачивается сельская безработица. Зимой воруют все что ни попадя, вплоть до бутылки с растительным маслом. Такого здесь никогда раньше не было.

В последнее время в области идет процесс объединения сельских муниципалитетов. Территории, где уже нет ни своей экономики, ни жизненно важных учреждений социальной сферы, присоединяются к более благополучным муниципалитетам. Но поможет ли реально такая рокировка без серьезного подкрепления ее материальными и финансовыми ресурсами? Уж сколько укрупнений и разукрупнений пережило село. А результат?

Понимаю, нынешней администрации области досталось нелегкое наследство. Процесс деградации многих сельских территорий начался не вчера, он длится десятилетиями, и отрадно, что государство наконец поворачивается к селу. Но программы поддержки сельхозпредприятий на всех уровнях и при всех их плюсах не гарантируют, что процесс прекратится. Акцент делается на производство и технологии, а инфраструктура села по-прежнему остается на вторых ролях.

Пример комплексного подхода к пере­устройству села показывает нам братская Белоруссия. Ее агрогорода восхищают не только специалистов, но и людей, далеких от земли. А у нас молодежь по-прежнему уезжает в город, где условия жизни лучше, зарплата выше, возможностей для отдыха и развлечений больше. Надо же, наконец, и нам делать село привлекательным для молодежи!

Есть и другие острые проблемы, о которых знают все и которые не решаются годами.

Например, предельно низкие закупочные цены на молоко. Оптовые цены диктуют предприятия-переработчики. Сегодня они закупают у хозяйств молоко по оптовой цене за стоимость бутылки газированной воды, а в магазинах этот же литр молока продается уже по цене 40 рублей и выше. По сути дела, половина крестьянского дохода уходит переработчикам молока и торговым сетям. Это, похоже, уже за пределами здравого смысла.

Чтобы сельское хозяйство имело надежную перспективу на развитие, надо, видимо, концептуально поменять сам подход к этой отрасли. Во главу угла ставить сельскую территорию как единое социально-экономическое пространство, в границах которого и развивается то или иное производство или группа производств, а не наоборот.

Из недавних теленовостей мы узнали, что на Дальнем Востоке началось освоение заброшенных земель (проект «Дальневосточный гектар»). А нас, вологжан, не только задачи текущего дня, а сама история должна побуждать к переустройству села. Ведь именно на Северо-Западе изначально формировалась российская государственность. Негоже нам оставлять своим потомкам заброшенные поселения.