Как буйные ученики приглашали гимназисток на танцы

Какими были танцевальные бунты столетней давности, кому помешали классные дамы, и чего требовали на ученических собраниях наши прадедушки и прабабушки? Все это - в новой подборке документов, представленных недавно Государственным архивом Вологодской области и музеем регионального управления ФСБ. 

Буйство с лампами

Не зря говорят, что все новое - это хорошо забытое старое. Вот и бунтарский дух молодежи - примета не только нашего времени. Так было и в XX веке, и в конце XIX. 

Все начиналось достаточно безобидно - с кружков по интересам, стихийно появившихся в училищах и гимназиях Вологды, Никольска, Великого Устюга и других городов в 90-х годах позапрошлого века. На собраниях говорили о поэзии, музыке, а еще о политике. На эти же собрания зачастили студенты из числа политссыльных, а затем и некоторые преподаватели, не скрывавшие своих радикальных взглядов. Да и критиковать власти в то время было не только модно, но и практически безопасно. Архивы губернского жандармского управления (ГЖУ) тех лет пестрят спецсообщениями о проводимой такими-то преподавателями «революционной агитации» и даже о последующих обысках в их квартирах, но отметок о том, что эти люди были наказаны или уволены, в документах нет.

Вошли в обиход и современные аналоги «квартирников». Учащиеся по вечерам собирались на съемных квартирах, где пели свободолюбивые песни или читали вслух переписанные от руки журналы, не прошедшие цензуру. Причем собирались вместе и гимназисты, и гимназистки. По меркам тогдашнего патриархального общества с его строго регламентированным укладом жизни (а учащимся вологодских гимназий даже запрещалось посещать привокзальную площадь без сопровождения взрослых) это казалось чем-то немыслимым.

«Нигилистические идеи в школьной и студенческой среде», а именно так охарактеризовал проходившие тогда процессы преподаватель Вологодского Александровского училища Ричард Бонвеч, быстро стали повсеместными. На совещаниях представителей старших классов средних учебных заведений Вологды (в создании этого общественного органа также активно поучаствовали политссыльные студенты и приезжавшие агитаторы из Петербурга) стали вырабатываться коллективные резолюции, а то и ультиматумы в адрес администраций учебных заведений.

Одна из таких резолюций датирована февралем 1905 года. Среди длинного списка требований - «выразить порицание священникам и другим людям, вызывающим в среде темного народа враждебные чувства к учащимся», «свобода в выборе одежды», «отмена квартирных журналов» (по правилам тех лет жившие на съемных квартирах студенты должны были записывать имена приходивших гостей) и «замена классных дам в старших классах дежурными из числа учащихся». Отдельными строками были прописаны «отмена оценок по поведению», годовая отсрочка от воинской повинности и создание ученических комитетов с наделением их правом проводить товарищеские суды.

При этом важно понимать, что среди старшеклассников того времени нередко были и 18-летние, и даже 20-летние молодые люди. 

А так как время было смутное, предреволюционное (в декабре того же года в рабочих кварталах Москвы началось вооруженное восстание), то по многим озвученным требованиям власти предпочли молчаливо уступить.

О том, к чему привела последовавшая вольница в ученической жизни, свидетельствует сообщение никольского уездного исправника за ноябрь 1906 года: «Ученики как в классах, так и на улицах ведут себя дурно, замечаются пьяными, поют революционные песни… а также ежедневно приходят толпами в чайную и читальню Общества попечительства о трезвости, где, несмотря на запреты, курят и шалят. Кроме того, сообщаю, что ученики духовного училища произвели в общежитии буйство - побили лампы и печные вьюшки и предъявили требование устроить танцевальный вечер, для чего и пригласили учениц земской прогимназии».

Правда, танцы так и не состоялись, а ретивых буянов совместными усилиями преподавателей и полиции удалось успокоить и даже «примерно наказать». 

Забурлила и спокойная прежде Тотьма. В ноябре 1906 года политссыльные и несколько учителей провели «незаконную манифестацию с революционной пропагандой среди учащихся Тотемской учительской семинарии и местных новобранцев». Во многом аналогичные манифестации состоялись тогда и в Вологде, Вельске, Грязовце... 

Оставить без финансовой подпитки

Понимая, что дело может зайти слишком далеко, губернские власти вместе с администрациями учебных заведений стали реагировать более жестко. Часть студентов и гимназистов отчислили, часть лишили стипендий, выплачивавшихся по линии земств или частных меценатов, и это оказалось очень действенной мерой. 

Но те, в ком бунтарский дух был особенно крепок, не сдавались. В Вологде под окнами квартиры преподавателя одного из училищ, отличавшегося особой строгостью к учащимся, взорвали самодельную бомбу, а через несколько дней - еще одну. В Великом Устюге ратовавшим за сохранение прежних порядков педагогам стали поступать анонимные письма с угрозами, а то и с требованием денежного откупа.

Справедливости ради стоит отметить, что в прежние криминальные сводки, как бы сейчас сказали, попадали не только революционно настроенные ученики. Из числа приверженцев монархии и старых порядков стали создаваться отряды черносотенцев. Попавшим в их руки студентам и гимназистам порой крепко доставалось. 

Апофеозом противостояния стали события в Вологде в мае 1906-го. Направлявшаяся колонной на загородную маевку революционная молодежь схлестнулась с черносотенцами и поддержавшими их крестьянами, приехавшими на базарный день. В ход пошли колья, камни и даже револьверы. Пользуясь численным превосходством, монархисты разогнали своих оппонентов, а считавшийся их штабом Пушкинский (Народный) дом подожгли. Были раненые с обеих сторон, досталось и полиции, и представителям власти. Пытавшемуся успокоить толпу тогдашнему губернатору Александру Лодыженскому осколком кирпича угодили в голову… 

После этих событий немногочисленные тогда представители ГЖУ стали постепенно наводить порядок как среди оголтелых черносотенцев (были и такие), так и среди революционно настроенной молодежи. Делалось это за счет ликвидации финансовых каналов поддержки: не секрет, что деньги на революционное движение нередко выделяли разделявшие идеи о всеобщем братстве купцы, промышленники и даже представители дворянства. 

Подтверждением этому служит история вологодского купца Владимира Коноплева. В сентябре 1907 года он оплатил выпуск прокламаций вологодского губернского отделения партии социал-революционеров и привлек для их распространения находившегося у него в услужении малолетнего Павла Сахарова. Против Коноплева возбудили уголовное дело, а Сахарова объявили в розыск. 

Существенно сгладить остроту проблемы «революционного брожения» в среде вологодской молодежи удалось лишь к 1912 году.