«Я подумала, что мама съела всю муку, а она опухла с голода»

statics/images/arcticles/042020/15042020xb2a65c24.jpg
Апрель 1947 года. Выпускники детского сада щетинно-щеточной фабрики Великого Устюга. У многих из этих ребятишек отцы не вернулись с войны, и государство как могло заботилось об их воспитании.
Фото из семейного архива автора письма
statics/images/arcticles/042020/15042020x00dd8925.jpg
Этому документу почти 80 лет, и он безмолвный свидетель военных времен, когда мирное население старалось во всем помогать фронту.

Жизнь во время войны и после нее вспоминается с такими подробностями, будто это было вчера. Наша семья состояла из семи человек: папа, мама, их дети Нина, Зоя, Сергей, Вера - это я - и бабушка. Жили мы в бывшей иконописной мастерской в Великом Устюге. Отец был из сословия церковнослужителей, о чем мы поначалу не знали. В 1928 году его арестовали, пешком увели в Котласскую тюрьму. 

Через год папу выпустили. Да и как иначе, если в доме никогда икон не было, никто из детей не был крещен, никаких религиозных праздников мы не отмечали. В передней комнате был огромный плакат со Сталиным на фоне красных знамен. Отца приняли в партию большевиков, а дети его росли атеистами.
На начало войны мне было 11 месяцев, а старшая сестра Нина простудилась и умерла. Меня устроили в детские ясли. Отец был главным механиком на щетинно-щеточной фабрике, а потом и брат работал там.
Из маминых воспоминаний знаю, что в конце августа 1941 года в город привезли детей, эвакуированных с Украины. Ясли закрыли, там организовали детдом для этих ребят, заведовать которым поставили мою маму с образованием один класс. Почти все дети были больны, травмированы, контужены. Одного из них, Митю Сыщенко, отец принес на руках к нам домой. Он не мог ходить. Поправился, но так и остался у нас жить. Спал с братом на полатях, закончил ФЗО, служил в армии, вернулся, женился - он был для нас членом семьи.
В период войны в городе да и по всей стране был организован сбор теплых вещей и ценностей в фонд Красной Армии. У нас сохранилась квитанция от 12 октября 1941 года, которая указывает, что моя мама А. И. Дементьева сдавала вещи в помощь фронту. Этот документ от времени (ему почти 80 лет) весь рассыпается, но штамп, фамилия мамы и адрес видны. Мама говорила, что сдала все серебро (ложки, подстаканники, браслеты,  запонки), золото (серьги, обручальные кольца) и так далее.
В войну наша семья разработала на болотине 10 соток земли под картофель. Но урожаи были маленькие. То ли почва, то ли погодные условия негативно сказывались на урожае. Самые крупные клубни складывали отдельно, чтобы весной обменять на муку. Картошку и кой-какие вещи (даже ношеные и нужные самим) везли на санках в Кировскую область, которая славилась урожаями ржи. Помню одну из таких поездок весной 1945 года. Мама отправилась вместе со своими товарками менять картофель и вещи на муку, а привезли ее на чужих санках и безо всего. Оказывается, она немного отстала, на нее напали в лесу, картофель и вещи отняли, а санки сломали. Мне было четыре с половиной года, но я многое помню. Домой маму привезли женщины, посадили на табуретку и сказали: «Ну вот, Ивановна, ты и дома!» Мама тогда сильно расплакалась. Мы с недоумением смотрели на ее ноги, которые были толстые, как бревна. Я подумала, что мама съела всю муку, вот и растолстела. Потом мне объяснили, что мама опухла с голода. А в августе 1945 года у мамы родилась девочка Надя. 
Я не знаю, со скольки лет меня стали водить в фабричный детский сад, который находился недалеко от нашего дома, но похоже, что его открыли после войны.
На фотографии от 2 апреля 1947 года сидят выпускники детсада, которые 1 сентября должны были идти в школу. Я во втором ряду вторая слева. У многих из них не было отцов, а матери работали на фабрике. Дети маленькие, худенькие, ослабленные. Наверное, поэтому по приказу Сталина наш год задержали и сделали обучение в школе не с семи, а с восьми лет. 
Дети ходили в одинаковых халатиках, так как своя одежда была рваная либо в заплатах, а у кого со взрослого плеча и подпоясывалась веревочкой. А на ногах у кого и ничего не было. И хотя в садике нас кормили три раза, я шла туда с неохотой: не любила спать днем. Стелили в два ряда матрасики на полу, потом их убирали. 
После завтрака всю группу выстраивали в ряд по четыре человека перед радио из черной плотной бумаги. Слушали, какие новости  в стране. Мне да и многим, наверное, это давалось с большим трудом. В голове - звон, в глазах - светлые мушки: малокровие давало о себе знать.
От мамы узнала, что заведующую (на фото она вверху слева) за остатки от ужина, взятые для больной матери, посадили в тюрьму.
Выпуск из садика состоялся летом 1948 года без бальных платьев и застолий. Фабричный комитет каждому выпускнику сделал подарок: кому - портфель, кому - валенки, кому - бушлат. Родители договорились с заведующей, кому что нужней. Я очень хотела получить портфель, но мне выдали бушлат. Носила его вместо зимнего пальто. Мама ушила бушлат с боков, рукава загнула.  В классе больше 10 человек носили такие же балахоны. Платье - тоже на вырост - мама сшила из какой-то твердой ткани. Вот я и ходила четыре года в этой одежде в школу. 
Перед самой школой на месяц сделали круглосуточное пребывание в детском саду. Кормили уже четыре раза в день. Была зарядка, на площадке сделали душ для обливания из бочки с подогретой водой, организовывались подвижные игры, инсценировки сказок, сон днем и ночью. Я пробыла там только день - до отбоя. В окно увидела свой дом, расплакалась, и меня отпустили домой, где бедней и тесней, но милей и родней.  
Из сказанного видно, что после военной разрухи в стране процветали голод и нищета. В то время были очень строгие законы, но о детях государство заботилось сполна.

Вера КОЛЕСОВА (ДЕМЕНТЬЕВА), поселок Шексна

Читатель - газета Память К 75-летию Победы

Комментарии (0)

Войти через социальные сети: