Мама перевозила лес на машине без фар и тормозов

Несмотря на трудные военные годы, мама, Анна Николаевна Самойлова, вспоминала работу на машинах как счастливое время. Я всегда был шалопаем, поэтому не догадался спросить у нее, не записал, как звали других работниц. Всего их было трое, а мама - лучшая из них.

Мама рассказывала, как ловко объезжала пни, как пыталась разобраться в теории буксовки. Девушке всегда хотелось спать, однако по приезде на конечный пункт ее встречал уполномоченный с наганом и отправлял обратно в лес. Правда, ее успевала покормить работница столовой, которая каждый раз являлась перед ней с тарелкой баланды и кусочком хлеба.

Невозможно описать, как выглядел мамин лесовоз. У машины отсутствовала кабина, на ее месте стояла фанерная будка со слюдяным окошечком. Фар и тормозов тоже не было. Сзади вместо кузова стояли два бункера: один большой, в котором горела-тлела газочурка, выделяя газ, на котором работала машина, другой, поменьше, служил фильтром.

В ночное время две девушки-сезонницы, лежа на импровизированных крыльях над колесами, освещали факелами дорогу, которая называлась «ледянкой». Колеи заливались водой, а мели их те же девушки поочередно на протяжении десяти километров.

В летний сезон, когда дорога «падала», молодые шоферы женского пола капитально ремонтировали своих «чудовищ» в огромном гараже. Девушки считали, что им повезло с наставником. Это был хромой Лейба Исакович, о котором мама всегда отзывалась очень уважительно. Она сама разбирала и собирала машину, заливала заново и растачивала подшипники, и только электропроводку делал наставник. 

Мама вообще была мастером на все руки: могла подшить валенки, из листа жести свернуть ведро, а из старой автомобильной камеры склеить галоши. Одновременно она занималась общественной деятельностью, организовывала для фронта разделку и погрузку леса на платформы и в вагоны, сама работала на погрузке. Занималась устройством быта сезонных рабочих, питанием, устраивала бани, вместе с медработником следила за здоровьем людей. Так продолжалось до конца войны, до тех пор, пока ее не свалил тиф.

Тифом тогда, кажется, переболели все в нашей семье: мой дед, Николай Прокофьевич Самойлов, бабушка Мария Афанасьевна, три девочки, их дети – Лиза, Шура и Соня, младшие сестры мамы и я, ее единственный сын, тогда еще ученик начальной школы. Бабушка, если быть точнее, не успела заболеть, она умерла, жестоко простудившись, когда переходила в половодье вброд реку Роицу - бурная вода унесла плотину, и переходить приходилось по каменистому дну и по шею в воде, когда кругом неслись льдины. Чтобы бабушку не унесло вместе с ними, она взвалила на голову копну сена - на том берегу ее ждали колхозные коровы. 

Мама болела тифом и долго не поправлялась. Был еще слаб и я. Мы лежали в райбольнице, и Лиза там умерла с голоду. Поэтому однажды я пошел в ближайший лес в надежде найти хоть какое-то пропитание и нашел там большого ежа. Сварил и покормил бульоном маму с ложечки. Потом нашел еще ежа. Так немного и оправились.

У матери в больнице потерялись водительские права, и ей пришлось сменить профессию. Помню, как она управляла пилорамой и бригадой бородачей, - строился поселок на берегу реки Великой. Помню и то, как дружно всей бригадой отмечали мое 14-летие. 

Закончив семилетку, я по вызову сестер уехал в Гатчину, куда потом приехала и мама. Мы с ней устроились работать на завод. Я стал учеником слесаря-инструментальщика, а маме поручили руководить цехом дизелей. Мы жили в полутора километрах от предприятия, и ночью сквозь подуш­ку мама прислушивалась к работе своих дизелей.

Борис Удальцов, Великий Новгород