Как жандармы боролись за счастье вологжан Зотиковых

Первая половина и середина XIX столетия были временем изысканных дам и галантных кавалеров, расцвета поэзии и пышных дворянских балов. Но существовала тогда и другая Россия - с жестокостью и самодурством помещиков, повальной безграмотностью и дикими суевериями крестьян. И среди тех, кто должен был сблизить эти миры, как ни парадоксально, оказались именно жандармы. 
В губернской Вологде немногочисленная жандармская команда сформировалась в 1818 году, причем несколько следующих лет основные расходы казны шли не на жалованье сотрудников, а на корм для коней и содержание конюшни. 
Обладая определенной самостоятельностью, организационно жандармы входили в состав Третьего отделения Его Императорского Величества канцелярии, не только занимавшегося политическим сыском и борьбой с инакомыслием, но и выполнявшего функции рупора государственной пропаганды. Других источников получения информации, кроме «сарафанного радио», тогда не было: первая регулярная губернская газета стала выходить лишь в 1838 году и совсем небольшим тиражом - грамотных читателей, имевших деньги на подписку, было совсем немного.
Большинство первых жандармских офицеров были выходцами из дворянского сословия. Прекрасно образованные, интеллигентные люди, они легко поддерживали светскую беседу, блистали на балах и имели обостренное понятие о собственной чести. В их нравственной системе координат было принято верить человеку на слово, быть предельно откровенными и ожидать того же от собеседников. Практически не было вначале и агентурной сети - вербовать ее считалось низменным и постыдным делом.
Но то, что было приемлемо для дворянской среды, для работы с другими сословиями совсем не годилось. И жандармским офицерам приходилось постоянно учиться новому.
Так, когда в губернию зачастили карточные шулера, жандармам пришлось пройти своеобразный курс антишулерской подготовки, распространявшийся на два десятка особо популярных игр. Они же стали более внимательно относиться «к разным путешествующим, отправляющимся по России для собирания разных сведений». И в том тоже был свой резон - под видом путешественников по стране тогда наловчились ездить авантюристы и проповедники-сектанты, «возбуждавшие крестьян на злые дела».
Показателен и другой пример. Когда в Вологду, в ссылку, стали направлять пленных польских офицеров (Царство Польское тогда входило в состав Российской Империи, но пользовалось широкой автономией, что способствовало регулярным восстаниям), части местных жандармов пришлось менять танцевальные пристрастия. Дело в том, что молодые польские шляхтичи, хоть и считались военнопленными, имели право посещать дворянские балы, где предпочитали не торжественно-размеренный полонез, а быструю мазурку. Для того чтобы соответствовать новым веяниям, разучивали мазурку и жандармы, также по долгу службы присутствовавшие на всех танцевальных вечерах «высшего общества».

Впрочем, был в ту пору уже налажен контакт и с простым народом. При этом важно понимать, что функции вологодских жандармов были тогда не столько карательными, сколько контролирующими. Причем, судя по инструкции 1849 года, контролировать им приходилось практически все - исправное содержание дорог, гатей и мостов; наличие и степень сохранности зерна в казенных амбарах; отсутствие лиц с криминальным прошлым на воспитательских должностях не только в приютах, но и в частных семействах. 
Кроме этого, жандармам предписывалось «наблюдать, но только негласным образом, за общим ходом дел в уездах и расположением умов», «иметь подробное представление о действиях военных офицеров и чиновников ведомства путей сообщения», «наблюдать за недозволением нижним чинам давать публичные литературные вечера» и так далее.
Была у вологодских жандармов тех лет и еще одна важная функция - «уведомлять начальство о злоупотреблениях гражданских чиновников». При этом правила запрещали «контролерам в мундирах» вмешиваться в саму работу органов власти на местах. При обнаружении этих самых злоупотреблений жандармы могли лишь направить рапорт по инстанции и ждать оргвыводов со стороны губернской власти. 
Видя реальную пользу от контролирующей деятельности жандармов, к ним стали направлять прошения по самым разнообразным делам.
Вот, к примеру, чем приходилось заниматься в 1856 году вологодскому жандармскому штаб-офицеру Александру фон Либгарту, судя по содержанию его служебного дневника.
«23 января. Получил прошение крестьянина д. Осовская Тотемского уезда, чтобы ему выдали оставшиеся после смерти в рекрутах его сына пять рублей.
13 февраля. Получил от губернатора письменное извещение о том, что в д. Гришинской Сольвычегодского уезда сгорел амбар. Есть подозрение на поджог, начато следствие.
23 июля. Получил жалобу купца Волкова на Вологодское государственное ополчение, которое не расплачивается с ним за поставленный товар - хомуты, седла, кушаки. Начал переписку по этому поводу.
7 августа. Получил частное письмо из Никольского уезда с просьбой о расследовании смерти мещанина Куликова, поскольку есть подозрение, что тот умер неестественной смертью.
12 сентября. Получил жалобу титулярной советницы Нуромской о несправедливом привлечении ее к суду по иску мещанина Кучкина, занимавшегося извозчичьим промыслом».
Были и откровенно курьезные обращения. Жена коллежского регистратора Зотикова написала на имя фон Либгарта жалобу на своего мужа. Мол, всего через четыре месяца после свадьбы новоявленный супруг стал пьянствовать и избивать ее. Далее женщина информировала, что ушла от мужа-скандалиста, но по-прежнему любит его и потому просит шефа вологодских жандармов быть… посредником в улаживании ее семейных дел.
Удивительно, но Либгарт не отмахнулся от этой бумаги, а незамедлительно отреагировал на необычную просьбу. Коллежский регистратор был опрошен в частном порядке и клятвенно заявил, что супругу не бил, а лишь единожды нечаянно толкнул ее спьяну. После чего собственноручно дал шефу вологодских жандармов расписку, что больше не будет пить. В итоге семья Зотиковых вновь воссоединилась.

Судя по сохранившимся документам, имело продолжение и дело, заведенное по случаю смерти мещанина Куликова в Никольском уезде. Удалось доказать, что он был отравлен своим же братом, который ранее отравил еще одного человека. Преступника судили.
Вскоре за проявленное по службе усердие подполковнику Либгарту был пожалован полковничий чин, а в 1872 году, уже находясь за пределами Вологодской губернии, он стал генерал-майором.
Но к тому времени на смену своеобразному романтизму в деятельности жандармского корпуса пришел вынужденный прагматизм. 
В 1861 году, после манифеста Александра II об отмене крепостного права, по стране прокатились крестьянские волнения, затронувшие и вологодский край. Приобретя заветную свободу, крестьяне не получили вдобавок к ней и землю, а во многих местах были вынуждены продолжать отдавать помещикам оброк. 
Недовольство стали проявлять не только крестьяне, но и интеллигенция. Ответом на выступление народовольцев стали аресты, ссылки и ужесточение цензуры. Отголоском тех событий явилось громкое в свое время дело вологодских семинаристов, заведенное летом 1862 года после того, как в доме у родителей Ивана Благовещенского в Никольском уезде были обнаружены тетради с переписанными от руки отрывками из запрещенных книг. 
Следствие установило, что ссыльный студент Петербургского университета Фрязиновский помог учащимся Вологодской семинарии организовать нелегальную библиотеку и больше двух лет снабжал ее книгами, которые постепенно разошлись по губернии. 
По делу семинаристов было допрошено около 80 человек, семеро стали обвиняемыми. Правда, приговор Вологодского суда оказался достаточно мягким - двух семинаристов, принимавших наиболее активное участие в создании нелегальной библиотеки, арестовали на полторы недели, а затем на два года отправили под надзор полиции. Студента Фрязиновского приговорили к трем неделям ареста и снова выслали, теперь уже в Вятскую губернию.